Было когда-то на свете двадцать пять оловянных солдатиков. Все сыновья одной матери - старой оловянной ложки, - и, значит, приходились они друг другу родными братьями. Это были славные, бравые ребята: ружье на плече, грудь колесом, мундир красный, отвороты синие, пуговицы блестят... Ну, словом, чудо что за солдатики!Все двадцать пять лежали рядком в картонной коробке. В ней было темно и тесно. Но оловянные солдатики - терпеливый народ, они лежали не шевелясь и ждали дня, когда коробку откроют.
И вот однажды коробка открылась.
- Оловянные солдатики! Оловянные солдатики! - закричал маленький мальчик и от радости захлопал в ладоши.
Ему подарили оловянных солдатиков в день его рождения.
Мальчик сейчас же принялся расставлять их на столе. Двадцать четыре были совершенно одинаковые - одного от другого не отличить, а двадцать пятый солдатик был не такой, как все. Он оказался одноногим. Его отливали последним, и олова немного не хватило. Впрочем, он и на одной ноге стоял так же твердо, как другие на двух.
Вот с этим-то одноногим солдатиком и произошла замечательная история, которую я вам сейчас расскажу.
На столе, где мальчик построил своих солдатиков, было много разных игрушек. Но лучше всех игрушек был чудесный картонный дворец. Через его окошки можно было заглянуть внутрь и увидеть все комнаты. Перед самым дворцом лежало круглое зеркальце. Оно было совсем как настоящее озеро, и вокруг этого зеркального озера стояли маленькие зеленые деревья. По озеру плавали восковые лебеди и, выгнув длинные шеи, любовались своим отражением.
Все это было прекрасно, но самой красивой была хозяйка дворца, стоявшая на пороге, в широко раскрытых дверях. Она тоже была вырезана из картона; на ней была юбочка из тонкого батиста, на плечах - голубой шарф, а на груди - блестящая брошка, почти такая же большая, как голова ее владелицы, и такая же красивая.
Красавица стояла на одной ножке, протянув вперед обе руки, - должно быть, она была танцовщицей. Другую ножку она подняла так высоко, что наш оловянный солдатик сначала даже решил, что красавица тоже одноногая, как и он сам.
“Вот бы мне такую жену! - подумал оловянный солдатик. - Да только она, наверно, знатного рода. Вон в каком прекрасном дворце живет!.. А мой дом - простая коробка, да еще набилось нас туда чуть не целая рота - двадцать пять солдат. Нет, ей там не место! Но познакомиться с ней все же не мешает...”
И солдатик притаился за табакеркой, стоявшей тут же, на столе.
Отсюда он отлично видел прелестную танцовщицу, которая все время стояла на одной ножке и при этом ни разу даже не покачнулась!
Поздно вечером всех оловянных солдатиков, кроме одноногого - его так и не могли найти, - уложили в коробку, и все люди легли спать.
И вот когда в доме стало совсем тихо, игрушки сами стали играть: сначала в гости, потом в войну, а под конец устроили бал. Оловянные солдатики стучали ружьями в стенки своей коробки-им тоже хотелось выйти на волю и поиграть, но они никак не могли поднять тяжелую крышку. Даже щелкунчик принялся кувыркаться, а грифель пошел плясать по доске, оставляя на ней белые следы, - тра-та-та-та, тра-та-та-та! Поднялся такой шум, что в клетке проснулась канарейка и начала болтать на своем языке так быстро, как только могла, да притом еще стихами.
Только одноногий солдатик и танцовщица не двигались с места.
Она по-прежнему стояла на одной ножке, протянув вперед обе руки, а он застыл с ружьем в руках, как часовой, и не сводил с красавицы глаз.
Пробило двенадцать. И вдруг - щёлк! - раскрылась табакерка.
В этой табакерке никогда и не пахло табаком, а сидел в ней маленький злой тролль. Он выскочил из табакерки, как на пружине, и огляделся кругом.
- Эй ты, оловянный солдат! - крикнул тролль. - Не больно заглядывайся на плясунью! Она слишком хороша для тебя.
Но оловянный солдатик притворился, будто ничего не слышит.
- Ах, вот ты как! - сказал тролль. - Ладно же, погоди до утра! Ты меня еще вспомнишь!
Утром, когда дети проснулись, они нашли одноногого солдатика за табакеркой и поставили его на окно.
И вдруг - то ли это подстроил тролль, то ли просто потянуло сквозняком, кто знает? - но только окно распахнулось, и одноногий солдатик полетел с третьего этажа вниз головой, да так, что в ушах у него засвистело. Ну и натерпелся он страху!
Минуты не прошло - и он уже торчал из земли вверх ногой, а его ружье и голова в каске застряли между булыжниками.
Мальчик и служанка сейчас же выбежали на улицу, чтобы отыскать солдатика. Но сколько ни смотрели они по сторонам, сколько ни шарили по земле, так и не нашли.
Один раз они чуть было не наступили на солдатика, но и тут прошли мимо, не заметив его. Конечно, если бы солдатик крикнул: “Я тут!” - его бы сейчас же нашли. Но он считал непристойным кричать на улице - ведь он носил мундир и был солдат, да притом еще оловянный.
Мальчик и служанка ушли обратно в дом. И тут вдруг хлынул дождь, да какой! Настоящий ливень!
По улице расползлись широкие лужи, потекли быстрые ручьи. А когда наконец дождь кончился, к тому месту, где между булыжниками торчал оловянный солдатик, прибежали двое уличных мальчишек.
- Смотри-ка, - сказал один из них. - Да, никак, это оловянный солдатик!.. Давай-ка отправим его в плавание!
И они сделали из старой газеты лодочку, посадили в нее оловянного солдатика и спустили в канавку.
Лодочка поплыла, а мальчики бежали рядом, подпрыгивая и хлопая в ладоши.
Вода в канаве так и бурлила. Еще бы ей не бурлить после такого ливня! Лодочка то ныряла, то взлетала на гребень волны, то ее кружило на месте, то несло вперед.
Оловянный солдатик в лодочке весь дрожал - от каски до сапога, - но держался стойко, как полагается настоящему солдату: ружье на плече, голова кверху, грудь колесом.
И вот лодочку занесло под широкий мост. Стало так темно, словно солдатик опять попал в свою коробку.
“Где же это я? - думал оловянный солдатик. - Ах, если бы со мной была моя красавица танцовщица! Тогда мне все было бы нипочем...”
В эту минуту из-под моста выскочила большая водяная крыса.
- Ты кто такой? - закричала она. - А паспорт у тебя есть? Предъяви паспорт!
Но оловянный солдатик молчал и только крепко сжимал ружье. Лодку его несло все дальше и дальше, а крыса плыла за ним вдогонку. Она свирепо щелкала зубами и кричала плывущим навстречу щепкам и соломинкам:
- Держите его! Держите! У него нет паспорта!
И она изо всех сил загребала лапами, чтобы догнать солдатика. Но лодку несло так быстро, что даже крыса не могла угнаться за ней. Наконец оловянный солдатик увидел впереди свет. Мост кончился.
“Я спасен!” - подумал солдатик.
Но тут послышался такой гул и грохот, что любой храбрец не выдержал бы и задрожал от страха. Подумать только: за мостом вода с шумом падала вниз - прямо в широкий бурный канал!
Оловянному солдатику, который плыл в маленьком бумажном кораблике, грозила такая же опасность, как нам, если бы нас в настоящей лодке несло к настоящему большому водопаду.
Но остановиться было уже невозможно. Лодку с оловянным солдатиком вынесло в большой канал. Волны подбрасывали и швыряли ее то вверх, то вниз, но солдатик по-прежнему держался молодцом и даже глазом не моргнул.
И вдруг лодочка завертелась на месте, зачерпнула воду правым бортом, потом левым, потом опять правым и скоро наполнилась водой до самых краев.
Вот солдатик уже по пояс в воде, вот уже по горло... И наконец вода накрыла его с головой.
Погружаясь на дно, он с грустью подумал о своей красавице. Не видать ему больше милой плясуньи!
Но тут он вспомнил старую солдатскую песню:
Шагай вперед, всегда вперед!
Тебя за гробом слава ждет!..-
и приготовился с честью встретить смерть в страшной пучине. Однако случилось, совсем другое.
Откуда ни возьмись, из воды вынырнула большая рыба и мигом проглотила солдатика вместе с его ружьем.
Ах, как темно и тесно было в .желудке у рыбы, темнее, чем под мостом, теснее, чем в коробке! Но оловянный солдатик и тут держался стойко. Он вытянулся во весь рост и еще крепче сжал свое ружье. Так он пролежал довольно долго.
Вдруг рыба заметалась из стороны в сторону, стала нырять, извиваться, прыгать и, наконец, замерла.
Солдатик не мог понять, что случилось. Он приготовился мужественно встретить новые испытания, но вокруг по-прежнему было темно и тихо.
И вдруг словно молния блеснула в темноте.
Потом стало совсем светло, и кто-то закричал:
- Вот так штука! Оловянный солдатик!
А дело было вот в чем: рыбу поймали, свезли на рынок, а потом она попала на кухню. Кухарка распорола ей брюхо большим блестящим ножом и увидела оловянного солдатика. Она взяла его двумя пальцами и понесла в комнату.
Весь дом сбежался посмотреть на замечательного путешественника. Солдатика поставили на стол, и вдруг - каких только чудес не бывает на свете! - он увидел ту же комнату, того же мальчика, то же самое окно, из которого вылетел на улицу... Вокруг были те же игрушки, а среди них возвышался картонный дворец, и на пороге стояла красавица танцовщица. Она стояла по-прежнему на одной ножке, высоко подняв другую. Вот это называется стойкость!
Оловянный солдатик так растрогался, что из глаз у него чуть не покатились оловянные слезы, но он вовремя вспомнил, что солдату плакать не полагается. Не мигая, смотрел он на танцовщицу, танцовщица смотрела на него, и оба молчали.
Вдруг один из мальчиков - самый маленький - схватил оловянного солдатика и ни с того ни с сего швырнул его прямо в печку. Наверно, его подучил злой тролль из табакерки.
В печке ярко пылали дрова, и оловянному солдатику стало ужасно жарко. Он чувствовал, что весь горит - то ли от огня, то ли от любви, - он и сам не знал. Краска сбежала с его лица, он весь полинял - может быть, от огорчения, а может быть, оттого, что побывал в воде и в желудке у рыбы.
Но и в огне он держался прямо, крепко сжимал свое ружье и не сводил глаз с прекрасной плясуньи. А плясунья смотрела на него. И солдатик почувствовал, что тает...
В эту минуту дверь в комнату распахнулась настежь, сквозной ветер подхватил прекрасную танцовщицу, и она, как бабочка, порхнула в печку прямо к оловянному солдатику. Пламя охватило ее, она вспыхнула - и конец. Тут уж и оловянный солдатик совсем расплавился.
На другой день служанка стала выгребать из печки золу и нашла маленький комочек олова, похожий на сердечко, да обгорелую, черную, как уголь, брошку.
Это было все, что осталось от стойкого оловянного солдатика и прекрасной плясуньи.
There were once five-and-twenty tin soldiers, who were all brothers, for they had been made out of the same old tin spoon. They shouldered arms and looked straight before them, and wore a splendid uniform, red and blue. The first thing in the world they ever heard were the words, “Tin soldiers!” uttered by a little boy, who clapped his hands with delight when the lid of the box, in which they lay, was taken off. They were given him for a birthday present, and he stood at the table to set them up. The soldiers were all exactly alike, excepting one, who had only one leg; he had been left to the last, and then there was not enough of the melted tin to finish him, so they made him to stand firmly on one leg, and this caused him to be very remarkable. The Brave Tin Soldier - Hans Christian Anderson
The table on which the tin soldiers stood, was covered with other playthings, but the most attractive to the eye was a pretty little paper castle. Through the small windows the rooms could be seen. In front of the castle a number of little trees surrounded a piece of looking-glass, which was intended to represent a transparent lake. Swans, made of wax, swam on the lake, and were reflected in it. All this was very pretty, but the prettiest of all was a tiny little lady, who stood at the open door of the castle; she, also, was made of paper, and she wore a dress of clear muslin, with a narrow blue ribbon over her shoulders just like a scarf. In front of these was fixed a glittering tinsel rose, as large as her whole face. The little lady was a dancer, and she stretched out both her arms, and raised one of her legs so high, that the tin soldier could not see it at all, and he thought that she, like himself, had only one leg. “That is the wife for me,” he thought; “but she is too grand, and lives in a castle, while I have only a box to live in, five-and-twenty of us altogether, that is no place for her. Still I must try and make her acquaintance.” Then he laid himself at full length on the table behind a snuff-box that stood upon it, so that he could peep at the little delicate lady, who continued to stand on one leg without losing her balance. When evening came, the other tin soldiers were all placed in the box, and the people of the house went to bed. Then the playthings began to have their own games together, to pay visits, to have sham fights, and to give balls. The tin soldiers rattled in their box; they wanted to get out and join the amusements, but they could not open the lid. The nut-crackers played at leap-frog, and the pencil jumped about the table. There was such a noise that the canary woke up and began to talk, and in poetry too. Only the tin soldier and the dancer remained in their places. She stood on tiptoe, with her legs stretched out, as firmly as he did on his one leg. He never took his eyes from her for even a moment. The clock struck twelve, and, with a bounce, up sprang the lid of the snuff-box; but, instead of snuff, there jumped up a little black goblin; for the snuff-box was a toy puzzle.
“Tin soldier,” said the goblin, “don’t wish for what does not belong to you.”
But the tin soldier pretended not to hear.
“Very well; wait till to-morrow, then,” said the goblin.
When the children came in the next morning, they placed the tin soldier in the window. Now, whether it was the goblin who did it, or the draught, is not known, but the window flew open, and out fell the tin soldier, heels over head, from the third story, into the street beneath. It was a terrible fall; for he came head downwards, his helmet and his bayonet stuck in between the flagstones, and his one leg up in the air. The servant maid and the little boy went down stairs directly to look for him; but he was nowhere to be seen, although once they nearly trod upon him. If he had called out, “Here I am,” it would have been all right, but he was too proud to cry out for help while he wore a uniform.
Presently it began to rain, and the drops fell faster and faster, till there was a heavy shower. When it was over, two boys happened to pass by, and one of them said, “Look, there is a tin soldier. He ought to have a boat to sail in.”
So they made a boat out of a newspaper, and placed the tin soldier in it, and sent him sailing down the gutter, while the two boys ran by the side of it, and clapped their hands. Good gracious, what large waves arose in that gutter! and how fast the stream rolled on! for the rain had been very heavy. The paper boat rocked up and down, and turned itself round sometimes so quickly that the tin soldier trembled; yet he remained firm; his countenance did not change; he looked straight before him, and shouldered his musket. Suddenly the boat shot under a bridge which formed a part of a drain, and then it was as dark as the tin soldier’s box.
“Where am I going now?” thought he. “This is the black goblin’s fault, I am sure. Ah, well, if the little lady were only here with me in the boat, I should not care for any darkness.”
Suddenly there appeared a great water-rat, who lived in the drain.
“Have you a passport?“ asked the rat, “give it to me at once.” But the tin soldier remained silent and held his musket tighter than ever. The boat sailed on and the rat followed it. How he did gnash his teeth and cry out to the bits of wood and straw, “Stop him, stop him; he has not paid toll, and has not shown his pass.“ But the stream rushed on stronger and stronger. The tin soldier could already see daylight shining where the arch ended. Then he heard a roaring sound quite terrible enough to frighten the bravest man. At the end of the tunnel the drain fell into a large canal over a steep place, which made it as dangerous for him as a waterfall would be to us. He was too close to it to stop, so the boat rushed on, and the poor tin soldier could only hold himself as stiffly as possible, without moving an eyelid, to show that he was not afraid. The boat whirled round three or four times, and then filled with water to the very edge; nothing could save it from sinking. He now stood up to his neck in water, while deeper and deeper sank the boat, and the paper became soft and loose with the wet, till at last the water closed over the soldier’s head. He thought of the elegant little dancer whom he should never see again, and the words of the song sounded in his ears—
“Farewell, warrior! ever brave,
Drifting onward to thy grave.”
Then the paper boat fell to pieces, and the soldier sank into the water and immediately afterwards was swallowed up by a great fish. Oh how dark it was inside the fish! A great deal darker than in the tunnel, and narrower too, but the tin soldier continued firm, and lay at full length shouldering his musket. The fish swam to and fro, making the most wonderful movements, but at last he became quite still. After a while, a flash of lightning seemed to pass through him, and then the daylight approached, and a voice cried out, “I declare here is the tin soldier.” The fish had been caught, taken to the market and sold to the cook, who took him into the kitchen and cut him open with a large knife. She picked up the soldier and held him by the waist between her finger and thumb, and carried him into the room. They were all anxious to see this wonderful soldier who had travelled about inside a fish; but he was not at all proud. They placed him on the table, and—how many curious things do happen in the world!—there he was in the very same room from the window of which he had fallen, there were the same children, the same playthings, standing on the table, and the pretty castle with the elegant little dancer at the door; she still balanced herself on one leg, and held up the other, so she was as firm as himself. It touched the tin soldier so much to see her that he almost wept tin tears, but he kept them back. He only looked at her and they both remained silent. Presently one of the little boys took up the tin soldier, and threw him into the stove. He had no reason for doing so, therefore it must have been the fault of the black goblin who lived in the snuff-box. The flames lighted up the tin soldier, as he stood, the heat was very terrible, but whether it proceeded from the real fire or from the fire of love he could not tell. Then he could see that the bright colors were faded from his uniform, but whether they had been washed off during his journey or from the effects of his sorrow, no one could say. He looked at the little lady, and she looked at him. He felt himself melting away, but he still remained firm with his gun on his shoulder. Suddenly the door of the room flew open and the draught of air caught up the little dancer, she fluttered like a sylph right into the stove by the side of the tin soldier, and was instantly in flames and was gone. The tin soldier melted down into a lump, and the next morning, when the maid servant took the ashes out of the stove, she found him in the shape of a little tin heart. But of the little dancer nothing remained but the tinsel rose, which was burnt black as a cinder.