Здесь вы найдете все для детского развития и творчества!

Преданный друг/The Devoted Friend

на русском языке / in english

Преданный друг

Наступило утро. Старая Водяная Крыса высунула свою голову из норы. Глаза-бусинки злобно поглядели на мир, и короткие колючие усы настороженно зашевелились. Рядом в пруду резвились маленькие утята, желтые как канарейки, а их белоснежная мамаша с ярко-красными лапками пыталась научить их держать голову под водой.

— Вы никогда не попадете в приличное общество, — сказала она, — если не научитесь вовремя убирать голову под воду. И она вновь принялась показывать, как это делается. Но утята ни обращали на нее никакого внимания. Похоже, они были так несмышлены, что не понимали, как это важно — попасть в приличное общество.

— Какие непослушные дети! — сказала Крыса. — Их давно пора утопить.

— Ничего подобного, — ответила Утка. — Все мы когда-нибудь начинали, просто у родителей обычно не хватает терпения.

— Не знаю, не знаю, — сказала Крыса. — Признаться, я в этом мало смыслю: я не создана для семьи. Любовь хороша в своем роде, но дружба достойней. В этом мире я не знаю ничего благородней преданной дружбы. Впрочем, такое встречается слишком редко.

— Скажите на милость, а каким же должен быть преданный друг? — спросила пестрая коноплянка. Она сидела рядом на ивовой веточке и слышала весь разговор.

— Вот, вот! И мне бы очень хотелось это узнать, — сказала Утка и опустила голову в воду, подавая детям хороший пример.

— Дурацкий вопрос! — проворчала Крыса. — На то он и преданный друг, чтобы быть мне преданным.

— А вы ему? — спросила птичка, качаясь на серебристой ветке, и похлопывая крылышками.

— Причем тут я? — удивилась Крыса, — не понимаю.

— Тогда давайте, я расскажу одну историю про дружбу

— предложила Коноплянка.

— И про меня там есть? — спросила Крыса. — Тогда я с удовольствием послушаю; я люблю всякие истории.

— И про вас тоже, — ответила Коноплянка, слетая вниз и устраиваясь на берегу. — Это история про Настоящую Дружбу.

Жил да был, — начала птичка, — простой честный парень по имени Ганс.

— Он был человек выдающийся? — спросила Крыса.

— Да нет, — ответила коноплянка. — В нем не было ничего особенного, кроме его доброго сердца и смешного широкого лица, с которого никогда не сходила улыбка.

Он жил совсем один в крохотном домике и с раннего утра работал в своем саду. Ни у кого во всей округе не было такого хорошенького садика. Здесь росли лютики и турецкая гвоздика, пастушья сумка и левкои, алые и желтые розы, сиреневые крокусы, золотистые и пурпурные фиалки. Майоран и базилик, водосбор и сердечник, белая буквица и ирис, нарциссы и пунцовые гвоздики цвели и распускались в свое время; одни цветы сменяли другие, так что в саду всегда было красиво и замечательно пахло. У Маленького Ганса было много друзей, но самым преданным был Большой Хью. Он был богатым мельником, но, несмотря на это, так привязался к Гансу, что не мог равнодушно пройти мимо его сада. Даже если Хью очень спешил, он всегда находил время для того, чтобы перегнувшись через забор, сорвать букет цветов или пригоршню душицы или просто набить карманы вишней и сливами, если дело было осенью.

«У настоящих друзей все должно быть общее», — любил повторять мельник, и Маленький Ганс всегда улыбался и согласно кивал головой. Как хорошо иметь друга с такими возвышенными мыслями! Правда соседи иногда удивлялись, почему мельник, у которого шесть молочных коров, большое стадо длинношерстых овец, а на мельнице запасена сотня мешков муки, никогда не отблагодарит Маленького Ганса. Но сам Ганс никогда не забивал себе голову такими пустяками. Больше всего он любил слушать, как здорово мельник рассказывал про бескорыстность настоящей дружбы. И Ганс продолжал трудиться над своим садом. Так он жил, ни о чем не печалясь, весной, летом и осенью. Но зимой уже не было ни цветов, ни фруктов, и нечего было продавать на рынке. Тяжело тогда было ему от холода и голода, и частенько даже приходилось ложиться спать без ужина, довольствуясь несколькими сушеными грушами или старыми орехами. Но больше всего он страдал от одиночества, потому что в это время мельник никогда не заходил к нему. «Что проку навещать Ганса сейчас? — говорил Большой Хью своей жене. — Когда человеку плохо, надо оставить его одного, и не надоедать ему непрошеными визитами. По крайней мере, я так понимаю дружбу, и, по-моему, я прав. Лучше дождаться весны и тогда проведать его. Он сможет подарить мне большую корзину первоцветов. Я знаю, это доставит ему радость». «Как ты заботишься о других, — отвечала жена. Она сидела в своем любимом уютном кресле около камина, в котором весело полыхали сосновые поленья.Одно удовольствие слушать, как ты рассказываешь про дружбу. Даже наш староста не смог бы лучше сказать, а ведь он живет в трехэтажном доме и носит золотое кольцо на пальце». «Может нам позвать Маленького Ганса в гости? — спросил младший сынишка. — Если бедному Гансу плохо, я поделюсь с ним порцией каши, и покажу ему своих белых кроликов». «Вот дуралей! — вскричал мельник. — Зачем я только трачу деньги на школу? Учился, учился, да все бестолку. Только представь: придет сюда Ганс, увидит теплый очаг, вкусный ужин и бочонок доброго красного вина. Тут-то он нам и позавидует. Ну а зависть — страшное зло, она может очень быстро испортить человека. Я же не хочу навредить Гансу! Как настоящий друг, я сделаю все, чтобы не подвергать его такому искушению. К тому же, если Ганс сюда заявится, он еще чего доброго попросит муки удружить. Но мука — это одно, а дружба — совсем другое, и не стоит их путать». «Как хорошо ты говоришь! — сказала жена Хью, наливая себе большой бокал теплого эля. — Даже спать захотелось». «Многие умеют хорошо работать, — сказал мельник, — но совсем немногие могут хорошо говорить. Значит, говорить гораздо сложнее, чем работать, и гораздо достойней». Тут он сурово посмотрел на другой конец стола, где сидел его сын, которому сразу стало очень стыдно. Сынишка весь покраснел, опустил голову вниз, склонился над чаем и тихонько заплакал. Что с него взять — он еще совсем маленький.

— Это конец истории? — спросила Крыса.

— Конечно, нет, — ответила коноплянка. — Это только начало.

— Вы совсем отстали от жизни, — сказала Водяная Крыса. В наше время все образованные люди начинают рассказывать с конца, потом переходят к началу, и завершают серединой. Это самый модный способ. Я узнала о нем от одного литературного критика, который на днях прогуливался вокруг пруда вместе с каким-то молодым человеком. Он очень подробно описывал этот метод. Он не мог ошибиться, ведь у него была совершенна лысая голова и большие голубые очки. «Вздор!» — кричал критик, стоило молодому человеку раскрыть рот. Но рассказывайте, рассказывайте дальше вашу историю. Мне безумно понравился мельник. У меня тоже целая гамма прекрасных чувств; у нас так много общего!

— А потом, — сказала коноплянка, перепрыгивая с ноги на ногу, — потом зима кончилась. Когда расцвели желтые звездочки первоцветов, Большой Хью решил, что пора навестить Маленького Ганса. «Какое у тебя доброе сердце! — сказала ему жена. — Ты так заботишься о других! Только не забудь взять большую корзину для цветов». Хью связал крылья своей ветряной мельницы тяжелой железной цепью и спустился в деревню с большой корзиной в руках. «Доброе утро, Маленький Ганс», — сказал мельник. «Доброе утро», — ответил Ганс, облокотившись на лопату и широко улыбаясь. «Как зимой — туго приходилось?» — спросил мельник. «Спасибо, что беспокоитесь, — сказал Ганс. — Тяжелое было времечко. Но, слава Богу, теперь уже весна, и мои цветы так хорошо стали расти». «Мы часто вспоминали про тебя зимой. Думали, как ты там поживаешь», — сказал мельник. «Это очень приятно, — сказал Ганс. — А то я уж почти решил, что все про меня забыли». «Ты меня удивляешь, старина! — воскликнул мельник. — Дружба — это навсегда. Друзей не забывают. Это ведь так прекрасно! Ты просто не чувствуешь всей поэзии жизни. Кстати, как мило выглядят твои первоцветы!» «Да, они действительно очень милы, — сказал Маленький Ганс. — Такая удача, что у меня их столько выросло. Я собираюсь отнести их в город, и продать дочери Бургомистра. Надеюсь, что денег хватит, чтобы выкупить мою тачку». «Выкупить тачку? Уж не хочешь ли ты сказать, что продал ее? Это было бы весьма глупо!» «Так оно и есть, — вздохнул Ганс, — мне пришлось это сделать. Слишком тяжелое время — зима. У меня не было денег, чтобы купить хлеба. Сначала я продал серебряные пуговицы со своего воскресного плаща, потом серебряную цепочку, потом любимую большую трубку. А в конце концов, пришлось продать и тачку. Но я надеюсь, что понемногу...». «Ганс! — понизив голос, сказал Хью. — Я тебе подарю ... МОЮ тачку! Ее, правда, надо немного починить. Одного бортика у нее не хватает, и спицы на колесах малость погнуты, но, НЕСМОТРЯ НА ЭТО, я ее тебе ДАРЮ. Это очень благородный поступок, и многие, я знаю, скажут, что это крайне глупо с моей стороны, но что мне до них. Я же не такой, верно? По-моему, великодушие — это главное в дружбе, к тому же у меня есть новая тачка. Решено, можешь считать, что это твоя тачка». «Это очень щедрый поступок, — сказал Ганс, и все его круглое лицо засветилось от счастья. — Я запросто ее починю — у меня как раз есть несколько хороших досок». «Несколько хороших досок, — задумчиво повторил мельник. — Теперь я смогу починить крышу в моем амбаре! Там большая дыра, и если я ее не залатаю, все зерно может сгнить. Как вовремя ты вспомнил! Замечательно, как одно доброе дело сразу влечет другое. Я дал тебе тачку, а ты хочешь дать мне доски. Конечно, тачка гораздо дороже досок, но настоящая дружба не обращает на это никакого внимания. Давай побыстрей свои доски, я сегодня же заделаю эту дыру». «Конечно, конечно», — Маленький Ганс бросился в сарай и вытащил все доски, какие у него были. «Да, маловато у тебя досок, — сказал Хью. — Боюсь, когда я починю крышу, тебе уже не хватит на тачку. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь. А теперь, раз я дал тебе мою тачку, надеюсь, ты не откажешься отблагодарить меня своими цветочками. Вот, как раз, и корзина; ты уж ее наполни доверху». «Доверху?» — грустно переспросил Ганс. Это была действительно большая корзина, и Маленький Ганс знал, что если он ее наполнит, то уже нечего будет нести на рынок. А ему так хотелось вернуть свои серебряные пуговицы! «Ну конечно! — сказал Большой Хью. — Я думаю, что по сравнению с тачкой, несколько цветочков — не слишком большое одолжение. Может быть, я не прав, но мне кажется, что настоящая дружба и себялюбие — несовместимы». «Дорогой друг, мой лучший друг! — воскликнул Ганс. — Бери все цветы из моего сада. Наша дружба важней каких-то серебряных пуговиц!» Он побежал и сорвал все свои очаровательные первоцветы, и положил их в корзину мельника. «Счастливо оставаться, Маленький Ганс!» — сказал Большой Хью, и отправился к своей мельнице, держа подмышкой деревянные доски, а в руках огромную корзину цветов. «До свидания!» — ответил Маленький Ганс, и весело стал копаться в садике. Он был очень рад подарку своего друга. Уже следующим утром, когда Ганс закреплял веточки жимолости над портиком дома, с дороги он услышал знакомый голос: «Эй, Ганс!» Маленький Ганс соскочил с лестницы, пробежал через сад и выглянул за забор. Там стоял мельник с огромным мешком муки на спине. «Старина Ганс! — сказал тот. — Ты не отнесешь мой мешочек на рынок?» «Мне, право, неловко, — ответил Ганс, но я сегодня ужасно занят. Надо успеть закрепить вьюн и жимолость, полить все цветы и подстричь траву». «Ну знаешь! — сказал мельник. — А по-моему, это не по-дружески, особенно, если вспомнить про тачку, которую я собираюсь тебе подарить». «Не говорите так! — взмолился Ганс. — Разрази меня гром, если я поступлю не по-дружески!» И, нахлобучив шляпу, он поплелся по дороге с тяжеленным мешком за плечами.

День был такой жаркий, а дорога такая пыльная, что, не пройдя и половины дороги, Маленький Ганс совсем выбился из сил. Он шел, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, и только к полудню добрался до рынка. Протолкавшись весь день, он удачно продал муку и поспешил домой, чтобы не столкнуться с разбойниками. «Тяжелый выдался сегодня денек! — сказал он сам себе, укладываясь спать. — Но я рад, что не отказал Хью — он мой самый лучший друг, к тому же он собирается подарить мне тачку».

Рано утром мельник пришел забрать деньги за мешок муки, но Маленький Ганс так устал, что еще лежал в кровати. «Честное слово, — сказал Большой Хью, — ты, дружище, слишком ленив. Тебе надо побольше трудиться, особенно имея в виду тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Праздность — это большой грех, и я не хочу, чтобы мои друзья были сонями и лентяями. Ты не должен обижаться, когда я тебе так откровенно все высказываю. Конечно, если бы мы не были друзьями, то мне и в голову не пришло бы так с тобой разговаривать. Тем и хороша дружба, что можно все сказать прямо и ясно. Многие могут говорить сладкие речи, и только настоящие друзья говорят суровую правду, даже если она причиняет боль. Преданный друг так и делает, зная, что этим он принесет пользу». «Простите, пожалуйста, — сказал Маленький Ганс, протирая глаза. — Я так устал вчера, что решил еще немного полежать, и послушать, как поют птицы. Вы не поверите, но я лучше начинаю работать, если послушаю утром птичек». «Вот и замечательно! — сказал Большой Хью, похлопывая Ганса по плечу. — Я как раз хотел, чтобы ты, как оденешься, забежал ко мне на мельницу, и занялся крышей амбара». Бедному Гансу очень хотелось, наконец-то, покопаться в своем саду; и цветы уже два дня никто не поливал. Но он не решался отказать мельнику, который был так добр к нему. «А это будет очень недружественно, если я скажу, что сегодня я занят?» — робко спросил он. «Ну, конечно! — ответил мельник. — Я думал, что я могу попросить тебя о таком пустячке, особенно учитывая тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Впрочем, если ты откажешься, я пойду и сделаю это сам». «Что вы, что вы! — испуганно сказал Ганс. — Я уже бегу». Выпрыгнув из кровати, он быстро оделся, и отправился к амбару. Он проработал там целый день. Когда солнце садилось, пришел мельник. «Ты уже заделал дыру?» — спросил он Маленького Ганса. «Все готово», — устало ответил Ганс, слезая с лестницы. «Да, — сказал мельник, — ничто не приносит столько радости, как работа, сделанная для другого». «Какое счастье, настоящее счастье, слышать, как вы говорите! — сказал Ганс присаживаясь, и утирая взмокший лоб. — Жаль, что у меня никогда не будет таких замечательных мыслей». «Будут, будут, — ответил Хью, — только надо приложить побольше старания. Пока ты знаком только с практикой дружбы, а потом узнаешь и теорию». «Вы уверены? — с надеждой спросил Маленький Ганс. Без сомнения, — сказал мельник. — Только сейчас тебе пора идти домой и хорошенько отдохнуть; я хочу, чтобы завтра ты отвел моих овечек на горные пастбища». Бедный Ганс не посмел возразить.

Еще до восхода солнца, мельник пригнал к нему своих овец, и Маленький Ганс отправился с ними в горы. Целый день ушел, чтобы сводить их туда и обратно. Вернулся Ганс таким усталым, что заснул сидя на стуле, и проснулся, когда уже вовсю светило солнце. «Как хорошо я поработаю сегодня в садике» — подумал он, и принялся за дело. Однако, ему никак не удавалось поухаживать за своими цветами, потому что мельник то и дело давал ему разные поручения или просил помочь на мельнице. Маленький Ганс очень мучался, ведь цветы могли решить, что он забыл про них. Оставалось утешаться тем, что у него был такой замечательный друг. «Кроме всего прочего, — говорил себе Ганс, — он ведь хочет подарить мне тачку,

а это так великодушно». Так Маленький Ганс все время помогал мельнику, а Хью говорил ему такие восхитительные слова про дружбу, что Ганс записывал их в свою записную книжку, и обязательно перечитывал их дома, когда укладывался спать. Он был хороший ученик.

Однажды вечером, когда Маленький Ганс сидел дома у камина, раздался громкий стук в дверь. Это была страшная ночь. Ветер носился и завывал вокруг дома, так что Ганс решил, что это буря бьется к нему в дверь. Но потом раздался еще один стук, и еще, громче всех предыдущих. «Наверное, это какой-нибудь несчастный путник», — подумал Ганс, и поспешил открыть дверь. За ней стоял мельник с фонарем в одной руке и большим посохом в другой. «Маленький Ганс, — сказал он. — У меня беда. Мой малыш упал с лестницы и ушибся. Я пошел за Доктором, но он живет так далеко, а ночь так ветрена, что лучше тебе сходить за ним. Ты же помнишь, что я собираюсь подарить тебе мою тачку, и наверняка не откажешься отблагодарить меня». «Да, да, — вскричал Ганс. — Я с радостью сделаю это для вас. Я отправлюсь прямо сейчас. Только лучше оставьте мне ваш фонарь, потому что ночь так темна, что я могу упасть в какую-нибудь канаву». «Как жаль, — сказал мельник, — но, честно говоря, это совсем новый фонарь, и мне будет очень обидно, если с ним что-нибудь случится...». «Не беда, — сказал Маленький Ганс, — я обойдусь и так». Он схватил свой теплый плащ, красную шерстяную шапку, закутал шарф вокруг шеи, и ступил в ночь.

Какая была ужасная буря! Ночь была так темна, что Ганс еле различал дорогу, а ветер так силен, что Ганс едва удерживался на ногах. Но он смело шел вперед, и через три часа добрался до дома Доктора, и постучал в дверь.

— Кто там? — спросил доктор, выглядывая из окна спальни.

— Маленький Ганс, сэр.

— Чего же ты хочешь, Маленький Ганс?

— Сынишка мельника свалился с лестницы, и сильно ушибся. Мельник очень просил вас приехать к нему.

— Все ясно! — сказал Доктор.

Тут же он приказал седлать, надел свои огромные сапоги, взял фонарь и поехал к мельнице.

А Маленький Ганс поплелся за ним следом. Но буря становилась все сильнее и сильнее, дождь лил как из ведра. Ганс уже не видел дороги, и давно потерял лошадь из виду. Наконец, он совсем заблудился и оказался в болоте. Это было гиблое место, потому что там были большие омуты. Туда и угодил бедняга Ганс.

На похороны собралась вся деревня, потому что все очень любили Маленького Ганса. Мельник стоял впереди всех, у самого гроба. «Я был его лучшим другом, мне и стоять на лучшем месте», — сказал он. Поэтому он шел во главе процессии, одетый во все черное, и поминутно прикладывал к глазам большой носовой платок. «Это большая потеря для каждого из нас», — сказал деревенский кузнец, когда мужчины собрались в уютном трактире, чтобы помянуть Маленького Ганса. «А какие потери у меня! — сказал Большой Хью.- Я, считай, подарил ему мою тачку, а сейчас я и не знаю, что с нею делать. Дома она всегда попадается мне под ноги, притом она так стара, что ее никому не продать. Никогда больше не буду делать никаких подарков. Щедрость всегда оказывается в убытке».

— А дальше? — спросила Водяная Крыса.

— Это уже конец, — ответила коноплянка.

— А что же случилось с мельником? — опять спросила Крыса.

— Понятия не имею! — сказала птичка. Да и не очень-то интересно.

— Я так и знала, что ты его недолюбливаешь, — проворчала Крыса.

— Боюсь, вы так и не поняли, в чем смысл истории, — заметила коноплянка.

— Как, как? — взволновано спросила Водяная Крыса. Смысл истории! Уж не хочешь ли ты сказать, что это была история со смыслом?

— Еще бы!

— Сразу надо было предупреждать! — злобно сказала Крыса. Я бы тогда и слушать ее не стала. Я бы сразу сказала «вздор!» как тот критик. Впрочем, это никогда не поздно. «Вздор!» — прокричала она, взмахнула своим длинным хвостом, и убралась обратно в нору.

Чуть погодя к коноплянке подплыла Утка. «Как Вам понравилась наша Водяная Крыса? — спросила она.- У нее очень много положительных качеств, хотя я, как мать семейства, не могу без слез смотреть на одиноких». «Боюсь, что я ее огорчила, — ответила коноплянка. — Дело в том, что я ей рассказала историю со смыслом». «Ой! — сказала Утка, — это же очень опасно!»

И я с ней полностью согласен.

Настоящий друг


Наступило утро. Старая Водяная Крыса высунула свою голову из норы. Глаза-бусинки злобно поглядели на мир, и короткие колючие усы настороженно зашевелились. Рядом в пруду резвились маленькие утята, желтые как канарейки, а их белоснежная мамаша с ярко-красными лапками пыталась научить их держать голову под водой.

— Вы никогда не попадете в приличное общество, — сказала она, — если не научитесь вовремя убирать голову под воду. И она вновь принялась показывать, как это делается. Но утята ни обращали на нее никакого внимания. Похоже, они были так несмышлены, что не понимали, как это важно — попасть в приличное общество.

— Какие непослушные дети! — сказала Крыса. — Их давно пора утопить.

— Ничего подобного, — ответила Утка. — Все мы когда-нибудь начинали, просто у родителей обычно не хватает терпения.

— Не знаю, не знаю, — сказала Крыса. — Признаться, я в этом мало смыслю: я не создана для семьи. Любовь хороша в своем роде, но дружба достойней. В этом мире я не знаю ничего благородней преданной дружбы. Впрочем, такое встречается слишком редко.

— Скажите на милость, а каким же должен быть преданный друг? — спросила пестрая коноплянка. Она сидела рядом на ивовой веточке и слышала весь разговор.

— Вот, вот! И мне бы очень хотелось это узнать, — сказала Утка и опустила голову в воду, подавая детям хороший пример.

— Дурацкий вопрос! — проворчала Крыса. — На то он и преданный друг, чтобы быть мне преданным.

— А вы ему? — спросила птичка, качаясь на серебристой ветке, и похлопывая крылышками.

— Причем тут я? — удивилась Крыса, — не понимаю.

— Тогда давайте, я расскажу одну историю про дружбу

— предложила Коноплянка.

— И про меня там есть? — спросила Крыса. — Тогда я с удовольствием послушаю; я люблю всякие истории.

— И про вас тоже, — ответила Коноплянка, слетая вниз и устраиваясь на берегу. — Это история про Настоящую Дружбу.

Жил да был, — начала птичка, — простой честный парень по имени Ганс.

— Он был человек выдающийся? — спросила Крыса.

— Да нет, — ответила коноплянка. — В нем не было ничего особенного, кроме его доброго сердца и смешного широкого лица, с которого никогда не сходила улыбка.

Он жил совсем один в крохотном домике и с раннего утра работал в своем саду. Ни у кого во всей округе не было такого хорошенького садика. Здесь росли лютики и турецкая гвоздика, пастушья сумка и левкои, алые и желтые розы, сиреневые крокусы, золотистые и пурпурные фиалки. Майоран и базилик, водосбор и сердечник, белая буквица и ирис, нарциссы и пунцовые гвоздики цвели и распускались в свое время; одни цветы сменяли другие, так что в саду всегда было красиво и замечательно пахло. У Маленького Ганса было много друзей, но самым преданным был Большой Хью. Он был богатым мельником, но, несмотря на это, так привязался к Гансу, что не мог равнодушно пройти мимо его сада. Даже если Хью очень спешил, он всегда находил время для того, чтобы перегнувшись через забор, сорвать букет цветов или пригоршню душицы или просто набить карманы вишней и сливами, если дело было осенью.

«У настоящих друзей все должно быть общее», — любил повторять мельник, и Маленький Ганс всегда улыбался и согласно кивал головой. Как хорошо иметь друга с такими возвышенными мыслями! Правда соседи иногда удивлялись, почему мельник, у которого шесть молочных коров, большое стадо длинношерстых овец, а на мельнице запасена сотня мешков муки, никогда не отблагодарит Маленького Ганса. Но сам Ганс никогда не забивал себе голову такими пустяками. Больше всего он любил слушать, как здорово мельник рассказывал про бескорыстность настоящей дружбы. И Ганс продолжал трудиться над своим садом. Так он жил, ни о чем не печалясь, весной, летом и осенью. Но зимой уже не было ни цветов, ни фруктов, и нечего было продавать на рынке. Тяжело тогда было ему от холода и голода, и частенько даже приходилось ложиться спать без ужина, довольствуясь несколькими сушеными грушами или старыми орехами. Но больше всего он страдал от одиночества, потому что в это время мельник никогда не заходил к нему. «Что проку навещать Ганса сейчас? — говорил Большой Хью своей жене. — Когда человеку плохо, надо оставить его одного, и не надоедать ему непрошеными визитами. По крайней мере, я так понимаю дружбу, и, по-моему, я прав. Лучше дождаться весны и тогда проведать его. Он сможет подарить мне большую корзину первоцветов. Я знаю, это доставит ему радость». «Как ты заботишься о других, — отвечала жена. Она сидела в своем любимом уютном кресле около камина, в котором весело полыхали сосновые поленья.Одно удовольствие слушать, как ты рассказываешь про дружбу. Даже наш староста не смог бы лучше сказать, а ведь он живет в трехэтажном доме и носит золотое кольцо на пальце». «Может нам позвать Маленького Ганса в гости? — спросил младший сынишка. — Если бедному Гансу плохо, я поделюсь с ним порцией каши, и покажу ему своих белых кроликов». «Вот дуралей! — вскричал мельник. — Зачем я только трачу деньги на школу? Учился, учился, да все бестолку. Только представь: придет сюда Ганс, увидит теплый очаг, вкусный ужин и бочонок доброго красного вина. Тут-то он нам и позавидует. Ну а зависть — страшное зло, она может очень быстро испортить человека. Я же не хочу навредить Гансу! Как настоящий друг, я сделаю все, чтобы не подвергать его такому искушению. К тому же, если Ганс сюда заявится, он еще чего доброго попросит муки удружить. Но мука — это одно, а дружба — совсем другое, и не стоит их путать». «Как хорошо ты говоришь! — сказала жена Хью, наливая себе большой бокал теплого эля. — Даже спать захотелось». «Многие умеют хорошо работать, — сказал мельник, — но совсем немногие могут хорошо говорить. Значит, говорить гораздо сложнее, чем работать, и гораздо достойней». Тут он сурово посмотрел на другой конец стола, где сидел его сын, которому сразу стало очень стыдно. Сынишка весь покраснел, опустил голову вниз, склонился над чаем и тихонько заплакал. Что с него взять — он еще совсем маленький.

— Это конец истории? — спросила Крыса.

— Конечно, нет, — ответила коноплянка. — Это только начало.

— Вы совсем отстали от жизни, — сказала Водяная Крыса. В наше время все образованные люди начинают рассказывать с конца, потом переходят к началу, и завершают серединой. Это самый модный способ. Я узнала о нем от одного литературного критика, который на днях прогуливался вокруг пруда вместе с каким-то молодым человеком. Он очень подробно описывал этот метод. Он не мог ошибиться, ведь у него была совершенна лысая голова и большие голубые очки. «Вздор!» — кричал критик, стоило молодому человеку раскрыть рот. Но рассказывайте, рассказывайте дальше вашу историю. Мне безумно понравился мельник. У меня тоже целая гамма прекрасных чувств; у нас так много общего!

— А потом, — сказала коноплянка, перепрыгивая с ноги на ногу, — потом зима кончилась. Когда расцвели желтые звездочки первоцветов, Большой Хью решил, что пора навестить Маленького Ганса. «Какое у тебя доброе сердце! — сказала ему жена. — Ты так заботишься о других! Только не забудь взять большую корзину для цветов». Хью связал крылья своей ветряной мельницы тяжелой железной цепью и спустился в деревню с большой корзиной в руках. «Доброе утро, Маленький Ганс», — сказал мельник. «Доброе утро», — ответил Ганс, облокотившись на лопату и широко улыбаясь. «Как зимой — туго приходилось?» — спросил мельник. «Спасибо, что беспокоитесь, — сказал Ганс. — Тяжелое было времечко. Но, слава Богу, теперь уже весна, и мои цветы так хорошо стали расти». «Мы часто вспоминали про тебя зимой. Думали, как ты там поживаешь», — сказал мельник. «Это очень приятно, — сказал Ганс. — А то я уж почти решил, что все про меня забыли». «Ты меня удивляешь, старина! — воскликнул мельник. — Дружба — это навсегда. Друзей не забывают. Это ведь так прекрасно! Ты просто не чувствуешь всей поэзии жизни. Кстати, как мило выглядят твои первоцветы!» «Да, они действительно очень милы, — сказал Маленький Ганс. — Такая удача, что у меня их столько выросло. Я собираюсь отнести их в город, и продать дочери Бургомистра. Надеюсь, что денег хватит, чтобы выкупить мою тачку». «Выкупить тачку? Уж не хочешь ли ты сказать, что продал ее? Это было бы весьма глупо!» «Так оно и есть, — вздохнул Ганс, — мне пришлось это сделать. Слишком тяжелое время — зима. У меня не было денег, чтобы купить хлеба. Сначала я продал серебряные пуговицы со своего воскресного плаща, потом серебряную цепочку, потом любимую большую трубку. А в конце концов, пришлось продать и тачку. Но я надеюсь, что понемногу...». «Ганс! — понизив голос, сказал Хью. — Я тебе подарю ... МОЮ тачку! Ее, правда, надо немного починить. Одного бортика у нее не хватает, и спицы на колесах малость погнуты, но, НЕСМОТРЯ НА ЭТО, я ее тебе ДАРЮ. Это очень благородный поступок, и многие, я знаю, скажут, что это крайне глупо с моей стороны, но что мне до них. Я же не такой, верно? По-моему, великодушие — это главное в дружбе, к тому же у меня есть новая тачка. Решено, можешь считать, что это твоя тачка». «Это очень щедрый поступок, — сказал Ганс, и все его круглое лицо засветилось от счастья. — Я запросто ее починю — у меня как раз есть несколько хороших досок». «Несколько хороших досок, — задумчиво повторил мельник. — Теперь я смогу починить крышу в моем амбаре! Там большая дыра, и если я ее не залатаю, все зерно может сгнить. Как вовремя ты вспомнил! Замечательно, как одно доброе дело сразу влечет другое. Я дал тебе тачку, а ты хочешь дать мне доски. Конечно, тачка гораздо дороже досок, но настоящая дружба не обращает на это никакого внимания. Давай побыстрей свои доски, я сегодня же заделаю эту дыру». «Конечно, конечно», — Маленький Ганс бросился в сарай и вытащил все доски, какие у него были. «Да, маловато у тебя досок, — сказал Хью. — Боюсь, когда я починю крышу, тебе уже не хватит на тачку. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь. А теперь, раз я дал тебе мою тачку, надеюсь, ты не откажешься отблагодарить меня своими цветочками. Вот, как раз, и корзина; ты уж ее наполни доверху». «Доверху?» — грустно переспросил Ганс. Это была действительно большая корзина, и Маленький Ганс знал, что если он ее наполнит, то уже нечего будет нести на рынок. А ему так хотелось вернуть свои серебряные пуговицы! «Ну конечно! — сказал Большой Хью. — Я думаю, что по сравнению с тачкой, несколько цветочков — не слишком большое одолжение. Может быть, я не прав, но мне кажется, что настоящая дружба и себялюбие — несовместимы». «Дорогой друг, мой лучший друг! — воскликнул Ганс. — Бери все цветы из моего сада. Наша дружба важней каких-то серебряных пуговиц!» Он побежал и сорвал все свои очаровательные первоцветы, и положил их в корзину мельника. «Счастливо оставаться, Маленький Ганс!» — сказал Большой Хью, и отправился к своей мельнице, держа подмышкой деревянные доски, а в руках огромную корзину цветов. «До свидания!» — ответил Маленький Ганс, и весело стал копаться в садике. Он был очень рад подарку своего друга. Уже следующим утром, когда Ганс закреплял веточки жимолости над портиком дома, с дороги он услышал знакомый голос: «Эй, Ганс!» Маленький Ганс соскочил с лестницы, пробежал через сад и выглянул за забор. Там стоял мельник с огромным мешком муки на спине. «Старина Ганс! — сказал тот. — Ты не отнесешь мой мешочек на рынок?» «Мне, право, неловко, — ответил Ганс, но я сегодня ужасно занят. Надо успеть закрепить вьюн и жимолость, полить все цветы и подстричь траву». «Ну знаешь! — сказал мельник. — А по-моему, это не по-дружески, особенно, если вспомнить про тачку, которую я собираюсь тебе подарить». «Не говорите так! — взмолился Ганс. — Разрази меня гром, если я поступлю не по-дружески!» И, нахлобучив шляпу, он поплелся по дороге с тяжеленным мешком за плечами.

День был такой жаркий, а дорога такая пыльная, что, не пройдя и половины дороги, Маленький Ганс совсем выбился из сил. Он шел, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, и только к полудню добрался до рынка. Протолкавшись весь день, он удачно продал муку и поспешил домой, чтобы не столкнуться с разбойниками. «Тяжелый выдался сегодня денек! — сказал он сам себе, укладываясь спать. — Но я рад, что не отказал Хью — он мой самый лучший друг, к тому же он собирается подарить мне тачку».

Рано утром мельник пришел забрать деньги за мешок муки, но Маленький Ганс так устал, что еще лежал в кровати. «Честное слово, — сказал Большой Хью, — ты, дружище, слишком ленив. Тебе надо побольше трудиться, особенно имея в виду тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Праздность — это большой грех, и я не хочу, чтобы мои друзья были сонями и лентяями. Ты не должен обижаться, когда я тебе так откровенно все высказываю. Конечно, если бы мы не были друзьями, то мне и в голову не пришло бы так с тобой разговаривать. Тем и хороша дружба, что можно все сказать прямо и ясно. Многие могут говорить сладкие речи, и только настоящие друзья говорят суровую правду, даже если она причиняет боль. Преданный друг так и делает, зная, что этим он принесет пользу». «Простите, пожалуйста, — сказал Маленький Ганс, протирая глаза. — Я так устал вчера, что решил еще немного полежать, и послушать, как поют птицы. Вы не поверите, но я лучше начинаю работать, если послушаю утром птичек». «Вот и замечательно! — сказал Большой Хью, похлопывая Ганса по плечу. — Я как раз хотел, чтобы ты, как оденешься, забежал ко мне на мельницу, и занялся крышей амбара». Бедному Гансу очень хотелось, наконец-то, покопаться в своем саду; и цветы уже два дня никто не поливал. Но он не решался отказать мельнику, который был так добр к нему. «А это будет очень недружественно, если я скажу, что сегодня я занят?» — робко спросил он. «Ну, конечно! — ответил мельник. — Я думал, что я могу попросить тебя о таком пустячке, особенно учитывая тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Впрочем, если ты откажешься, я пойду и сделаю это сам». «Что вы, что вы! — испуганно сказал Ганс. — Я уже бегу». Выпрыгнув из кровати, он быстро оделся, и отправился к амбару. Он проработал там целый день. Когда солнце садилось, пришел мельник. «Ты уже заделал дыру?» — спросил он Маленького Ганса. «Все готово», — устало ответил Ганс, слезая с лестницы. «Да, — сказал мельник, — ничто не приносит столько радости, как работа, сделанная для другого». «Какое счастье, настоящее счастье, слышать, как вы говорите! — сказал Ганс присаживаясь, и утирая взмокший лоб. — Жаль, что у меня никогда не будет таких замечательных мыслей». «Будут, будут, — ответил Хью, — только надо приложить побольше старания. Пока ты знаком только с практикой дружбы, а потом узнаешь и теорию». «Вы уверены? — с надеждой спросил Маленький Ганс. Без сомнения, — сказал мельник. — Только сейчас тебе пора идти домой и хорошенько отдохнуть; я хочу, чтобы завтра ты отвел моих овечек на горные пастбища». Бедный Ганс не посмел возразить.

Еще до восхода солнца, мельник пригнал к нему своих овец, и Маленький Ганс отправился с ними в горы. Целый день ушел, чтобы сводить их туда и обратно. Вернулся Ганс таким усталым, что заснул сидя на стуле, и проснулся, когда уже вовсю светило солнце. «Как хорошо я поработаю сегодня в садике» — подумал он, и принялся за дело. Однако, ему никак не удавалось поухаживать за своими цветами, потому что мельник то и дело давал ему разные поручения или просил помочь на мельнице. Маленький Ганс очень мучался, ведь цветы могли решить, что он забыл про них. Оставалось утешаться тем, что у него был такой замечательный друг. «Кроме всего прочего, — говорил себе Ганс, — он ведь хочет подарить мне тачку,

а это так великодушно». Так Маленький Ганс все время помогал мельнику, а Хью говорил ему такие восхитительные слова про дружбу, что Ганс записывал их в свою записную книжку, и обязательно перечитывал их дома, когда укладывался спать. Он был хороший ученик.

Однажды вечером, когда Маленький Ганс сидел дома у камина, раздался громкий стук в дверь. Это была страшная ночь. Ветер носился и завывал вокруг дома, так что Ганс решил, что это буря бьется к нему в дверь. Но потом раздался еще один стук, и еще, громче всех предыдущих. «Наверное, это какой-нибудь несчастный путник», — подумал Ганс, и поспешил открыть дверь. За ней стоял мельник с фонарем в одной руке и большим посохом в другой. «Маленький Ганс, — сказал он. — У меня беда. Мой малыш упал с лестницы и ушибся. Я пошел за Доктором, но он живет так далеко, а ночь так ветрена, что лучше тебе сходить за ним. Ты же помнишь, что я собираюсь подарить тебе мою тачку, и наверняка не откажешься отблагодарить меня». «Да, да, — вскричал Ганс. — Я с радостью сделаю это для вас. Я отправлюсь прямо сейчас. Только лучше оставьте мне ваш фонарь, потому что ночь так темна, что я могу упасть в какую-нибудь канаву». «Как жаль, — сказал мельник, — но, честно говоря, это совсем новый фонарь, и мне будет очень обидно, если с ним что-нибудь случится...». «Не беда, — сказал Маленький Ганс, — я обойдусь и так». Он схватил свой теплый плащ, красную шерстяную шапку, закутал шарф вокруг шеи, и ступил в ночь.

Какая была ужасная буря! Ночь была так темна, что Ганс еле различал дорогу, а ветер так силен, что Ганс едва удерживался на ногах. Но он смело шел вперед, и через три часа добрался до дома Доктора, и постучал в дверь.

— Кто там? — спросил доктор, выглядывая из окна спальни.

— Маленький Ганс, сэр.

— Чего же ты хочешь, Маленький Ганс?

— Сынишка мельника свалился с лестницы, и сильно ушибся. Мельник очень просил вас приехать к нему.

— Все ясно! — сказал Доктор.

Тут же он приказал седлать, надел свои огромные сапоги, взял фонарь и поехал к мельнице.

А Маленький Ганс поплелся за ним следом. Но буря становилась все сильнее и сильнее, дождь лил как из ведра. Ганс уже не видел дороги, и давно потерял лошадь из виду. Наконец, он совсем заблудился и оказался в болоте. Это было гиблое место, потому что там были большие омуты. Туда и угодил бедняга Ганс.

На похороны собралась вся деревня, потому что все очень любили Маленького Ганса. Мельник стоял впереди всех, у самого гроба. «Я был его лучшим другом, мне и стоять на лучшем месте», — сказал он. Поэтому он шел во главе процессии, одетый во все черное, и поминутно прикладывал к глазам большой носовой платок. «Это большая потеря для каждого из нас», — сказал деревенский кузнец, когда мужчины собрались в уютном трактире, чтобы помянуть Маленького Ганса. «А какие потери у меня! — сказал Большой Хью.- Я, считай, подарил ему мою тачку, а сейчас я и не знаю, что с нею делать. Дома она всегда попадается мне под ноги, притом она так стара, что ее никому не продать. Никогда больше не буду делать никаких подарков. Щедрость всегда оказывается в убытке».

— А дальше? — спросила Водяная Крыса.

— Это уже конец, — ответила коноплянка.

— А что же случилось с мельником? — опять спросила Крыса.

— Понятия не имею! — сказала птичка. Да и не очень-то интересно.

— Я так и знала, что ты его недолюбливаешь, — проворчала Крыса.

— Боюсь, вы так и не поняли, в чем смысл истории, — заметила коноплянка.

— Как, как? — взволновано спросила Водяная Крыса. Смысл истории! Уж не хочешь ли ты сказать, что это была история со смыслом?

— Еще бы!

— Сразу надо было предупреждать! — злобно сказала Крыса. Я бы тогда и слушать ее не стала. Я бы сразу сказала «вздор!» как тот критик. Впрочем, это никогда не поздно. «Вздор!» — прокричала она, взмахнула своим длинным хвостом, и убралась обратно в нору.

Чуть погодя к коноплянке подплыла Утка. «Как Вам понравилась наша Водяная Крыса? — спросила она.- У нее очень много положительных качеств, хотя я, как мать семейства, не могу без слез смотреть на одиноких». «Боюсь, что я ее огорчила, — ответила коноплянка. — Дело в том, что я ей рассказала историю со смыслом». «Ой! — сказала Утка, — это же очень опасно!»

И я с ней полностью согласен.


The Devoted Friend

One morning the old Water-rat put his head out of his hole. He hadbright beady eyes and stiff grey whiskers and his tail was like a long bit of black india-rubber. The little ducks were swimming about in the pond, looking just like a lot of yellow canaries, and their mother, who was pure white with real red legs, was trying to teach them how to stand on their heads in the water.

"You will never be in the best society unless you can stand on your heads," she kept saying to them; and every now and then she showed them how it was done. But the little ducks paid no attention to her. They were so young that they did not know what an advantage it is to be in society at all.

"What disobedient children!" cried the old Water-rat; "they really deserve to be drowned."

"Nothing of the kind," answered the Duck, "every one must make a beginning, and parents cannot be too patient."

"Ah! I know nothing about the feelings of parents," said the Water- rat; "I am not a family man. In fact, I have never been married, and I never intend to be. Love is all very well in its way, but friendship is much higher. Indeed, I know of nothing in the world that is either nobler or rarer than a devoted friendship."

"And what, pray, is your idea of the duties of a devoted friend?" asked a Green Linnet, who was sitting in a willow-tree hard by, and had overheard the conversation.

"Yes, that is just what I want to know," said the Duck; and she swam away to the end of the pond, and stood upon her head, in order to give her children a good example.

"What a silly question!" cried the Water-rat. "I should expect my devoted friend to be devoted to me, of course."

"And what would you do in return?" said the little bird, swinging upon a silver spray, and flapping his tiny wings.

"I don't understand you," answered the Water-rat.

"Let me tell you a story on the subject," said the Linnet.

"Is the story about me?" asked the Water-rat. "If so, I will listen to it, for I am extremely fond of fiction."

"It is applicable to you," answered the Linnet; and he flew down, and alighting upon the bank, he told the story of The Devoted Friend.

"Once upon a time," said the Linnet, "there was an honest little fellow named Hans."

"Was he very distinguished?" asked the Water-rat.

"No," answered the Linnet, "I don't think he was distinguished at all, except for his kind heart, and his funny round good-humoured face. He lived in a tiny cottage all by himself, and every day he worked in his garden. In all the country-side there was no garden so lovely as his. Sweet-william grew there, and Gilly-flowers, and Shepherds'-purses, and Fair-maids of France. There were damask Roses, and yellow Roses, lilac Crocuses, and gold, purple Violets and white. Columbine and Ladysmock, Marjoram and Wild Basil, the Cowslip and the Flower-de-luce, the Daffodil and the Clove-Pink bloomed or blossomed in their proper order as the months went by, one flower taking another flower's place, so that there were always beautiful things to look at, and pleasant odours to smell.

"Little Hans had a great many friends, but the most devoted friend of all was big Hugh the Miller. Indeed, so devoted was the rich Miller to little Hans, that be would never go by his garden without leaning over the wall and plucking a large nosegay, or a handful of sweet herbs, or filling his pockets with plums and cherries if it was the fruit season.

"'Real friends should have everything in common,' the Miller used to say, and little Hans nodded and smiled, and felt very proud of having a friend with such noble ideas.

"Sometimes, indeed, the neighbours thought it strange that the rich Miller never gave little Hans anything in return, though he had a hundred sacks of flour stored away in his mill, and six milch cows, and a large flock of woolly sheep; but Hans never troubled his head about these things, and nothing gave him greater pleasure than to listen to all the wonderful things the Miller used to say about the unselfishness of true friendship.

"So little Hans worked away in his garden. During the spring, the summer, and the autumn he was very happy, but when the winter came, and he had no fruit or flowers to bring to the market, he suffered a good deal from cold and hunger, and often had to go to bed without any supper but a few dried pears or some hard nuts. In the winter, also, he was extremely lonely, as the Miller never came to see him then.

"'There is no good in my going to see little Hans as long as the snow lasts,' the Miller used to say to his wife, 'for when people are in trouble they should be left alone, and not be bothered by visitors. That at least is my idea about friendship, and I am sure I am right. So I shall wait till the spring comes, and then I shall pay him a visit, and he will be able to give me a large basket of primroses and that will make him so happy.'

"'You are certainly very thoughtful about others,' answered the Wife, as she sat in her comfortable armchair by the big pinewood fire; 'very thoughtful indeed. It is quite a treat to hear you talk about friendship. I am sure the clergyman himself could not say such beautiful things as you do, though he does live in a three-storied house, and wear a gold ring on his little finger.'

"'But could we not ask little Hans up here?' said the Miller's youngest son. 'If poor Hans is in trouble I will give him half my porridge, and show him my white rabbits.'

"'What a silly boy you are'! cried the Miller; 'I really don't know what is the use of sending you to school. You seem not to learn anything. Why, if little Hans came up here, and saw our warm fire, and our good supper, and our great cask of red wine, he might get envious, and envy is a most terrible thing, and would spoil anybody's nature. I certainly will not allow Hans' nature to be spoiled. I am his best friend, and I will always watch over him, and see that he is not led into any temptations. Besides, if Hans came here, he might ask me to let him have some flour on credit, and that I could not do. Flour is one thing, and friendship is another, and they should not be confused. Why, the words are spelt differently, and mean quite different things. Everybody can see that.'

"'How well you talk'! said the Miller's Wife, pouring herself out a large glass of warm ale; 'really I feel quite drowsy. It is just like being in church.'

"'Lots of people act well,' answered the Miller; 'but very few people talk well, which shows that talking is much the more difficult thing of the two, and much the finer thing also'; and he looked sternly across the table at his little son, who felt so ashamed of himself that he hung his head down, and grew quite scarlet, and began to cry into his tea. However, he was so young that you must excuse him."

"Is that the end of the story?" asked the Water-rat.

"Certainly not," answered the Linnet, "that is the beginning."

"Then you are quite behind the age," said the Water-rat. "Every good story-teller nowadays starts with the end, and then goes on to the beginning, and concludes with the middle. That is the new method. I heard all about it the other day from a critic who was walking round the pond with a young man. He spoke of the matter at great length, and I am sure he must have been right, for he had blue spectacles and a bald head, and whenever the young man made any remark, he always answered 'Pooh!' But pray go on with your story. I like the Miller immensely. I have all kinds of beautiful sentiments myself, so there is a great sympathy between us."

"Well," said the Linnet, hopping now on one leg and now on the other, "as soon as the winter was over, and the primroses began to open their pale yellow stars, the Miller said to his wife that he would go down and see little Hans.

"'Why, what a good heart you have'! cried his Wife; 'you are always thinking of others. And mind you take the big basket with you for the flowers.'

"So the Miller tied the sails of the windmill together with a strong iron chain, and went down the hill with the basket on his arm.

"'Good morning, little Hans,' said the Miller.

"'Good morning,' said Hans, leaning on his spade, and smiling from ear to ear.

"'And how have you been all the winter?' said the Miller.

"'Well, really,' cried Hans, 'it is very good of you to ask, very good indeed. I am afraid I had rather a hard time of it, but now the spring has come, and I am quite happy, and all my flowers are doing well.'

"'We often talked of you during the winter, Hans,' said the Miller, 'and wondered how you were getting on.'

"'That was kind of you,' said Hans; 'I was half afraid you had forgotten me.'

"'Hans, I am surprised at you,' said the Miller; 'friendship never forgets. That is the wonderful thing about it, but I am afraid you don't understand the poetry of life. How lovely your primroses are looking, by-the-bye"!

"'They are certainly very lovely,' said Hans, 'and it is a most lucky thing for me that I have so many. I am going to bring them into the market and sell them to the Burgomaster's daughter, and buy back my wheelbarrow with the money.'

"'Buy back your wheelbarrow? You don't mean to say you have sold it? What a very stupid thing to do'!

"'Well, the fact is,' said Hans, 'that I was obliged to. You see the winter was a very bad time for me, and I really had no money at all to buy bread with. So I first sold the silver buttons off my Sunday coat, and then I sold my silver chain, and then I sold my big pipe, and at last I sold my wheelbarrow. But I am going to buy them all back again now.'

"'Hans,' said the Miller, 'I will give you my wheelbarrow. It is not in very good repair; indeed, one side is gone, and there is something wrong with the wheel-spokes; but in spite of that I will give it to you. I know it is very generous of me, and a great many people would think me extremely foolish for parting with it, but I am not like the rest of the world. I think that generosity is the essence of friendship, and, besides, I have got a new wheelbarrow for myself. Yes, you may set your mind at ease, I will give you my wheelbarrow.'

"'Well, really, that is generous of you,' said little Hans, and his funny round face glowed all over with pleasure. 'I can easily put it in repair, as I have a plank of wood in the house.'

"'A plank of wood'! said the Miller; 'why, that is just what I want for the roof of my barn. There is a very large hole in it, and the corn will all get damp if I don't stop it up. How lucky you mentioned it! It is quite remarkable how one good action always breeds another. I have given you my wheelbarrow, and now you are going to give me your plank. Of course, the wheelbarrow is worth far more than the plank, but true, friendship never notices things like that. Pray get it at once, and I will set to work at my barn this very day.'

"'Certainly,' cried little Hans, and he ran into the shed and dragged the plank out.

"'It is not a very big plank,' said the Miller, looking at it, 'and I am afraid that after I have mended my barn-roof there won't be any left for you to mend the wheelbarrow with; but, of course, that is not my fault. And now, as I have given you my wheelbarrow, I am sure you would like to give me some flowers in return. Here is the basket, and mind you fill it quite full.'

"'Quite full?' said little Hans, rather sorrowfully, for it was really a very big basket, and he knew that if he filled it he would have no flowers left for the market and he was very anxious to get his silver buttons back.

"'Well, really,' answered the Miller, 'as I have given you my wheelbarrow, I don't think that it is much to ask you for a few flowers. I may be wrong, but I should have thought that friendship, true friendship, was quite free from selfishness of any kind.'

"'My dear friend, my best friend,' cried little Hans, 'you are welcome to all the flowers in my garden. I would much sooner have your good opinion than my silver buttons, any day'; and he ran and plucked all his pretty primroses, and filled the Miller's basket.

"'Good-bye, little Hans,' said the Miller, as he went up the hill with the plank on his shoulder, and the big basket in his hand.

"'Good-bye,' said little Hans, and he began to dig away quite merrily, he was so pleased about the wheelbarrow.

"The next day he was nailing up some honeysuckle against the porch, when he heard the Miller's voice calling to him from the road. So he jumped off the ladder, and ran down the garden, and looked over the wall.

"There was the Miller with a large sack of flour on his back.

"'Dear little Hans,' said the Miller, 'would you mind carrying this sack of flour for me to market?'

"'Oh, I am so sorry,' said Hans, 'but I am really very busy to-day. I have got all my creepers to nail up, and all my flowers to water, and all my grass to roll.'

"'Well, really,' said the Miller, 'I think that, considering that I am going to give you my wheelbarrow, it is rather unfriendly of you to refuse.'

"'Oh, don't say that,' cried little Hans, 'I wouldn't be unfriendly for the whole world'; and he ran in for his cap, and trudged off with the big sack on his shoulders.

"It was a very hot day, and the road was terribly dusty, and before Hans had reached the sixth milestone he was so tired that he had to sit down and rest. However, he went on bravely, and as last he reached the market. After he had waited there some time, he sold the sack of flour for a very good price, and then he returned home at once, for he was afraid that if he stopped too late he might meet some robbers on the way.

"'It has certainly been a hard day,' said little Hans to himself as he was going to bed, 'but I am glad I did not refuse the Miller, for he is my best friend, and, besides, he is going to give me his wheelbarrow.'

"Early the next morning the Miller came down to get the money for his sack of flour, but little Hans was so tired that he was still in bed.

"'Upon my word,' said the Miller, 'you are very lazy. Really, considering that I am going to give you my wheelbarrow, I think you might work harder. Idleness is a great sin, and I certainly don't like any of my friends to be idle or sluggish. You must not mind my speaking quite plainly to you. Of course I should not dream of doing so if I were not your friend. But what is the good of friendship if one cannot say exactly what one means? Anybody can say charming things and try to please and to flatter, but a true friend always says unpleasant things, and does not mind giving pain. Indeed, if he is a really true friend he prefers it, for he knows that then he is doing good.'

"'I am very sorry,' said little Hans, rubbing his eyes and pulling off his night-cap, 'but I was so tired that I thought I would lie in bed for a little time, and listen to the birds singing. Do you know that I always work better after hearing the birds sing?'

"'Well, I am glad of that,' said the Miller, clapping little Hans on the back, 'for I want you to come up to the mill as soon as you are dressed, and mend my barn-roof for me.'

"Poor little Hans was very anxious to go and work in his garden, for his flowers had not been watered for two days, but he did not like to refuse the Miller, as he was such a good friend to him.

"'Do you think it would be unfriendly of me if I said I was busy?' he inquired in a shy and timid voice.

"'Well, really,' answered the Miller, 'I do not think it is much to ask of you, considering that I am going to give you my wheelbarrow; but of course if you refuse I will go and do it myself.'

"'Oh! on no account,' cried little Hans and he jumped out of bed, and dressed himself, and went up to the barn.

"He worked there all day long, till sunset, and at sunset the Miller came to see how he was getting on.

"'Have you mended the hole in the roof yet, little Hans?' cried the Miller in a cheery voice.

"'It is quite mended,' answered little Hans, coming down the ladder.

"'Ah'! said the Miller, 'there is no work so delightful as the work one does for others.'

"'It is certainly a great privilege to hear you talk,' answered little Hans, sitting down, and wiping his forehead, 'a very great privilege. But I am afraid I shall never have such beautiful ideas as you have.'

"'Oh! they will come to you,' said the Miller, 'but you must take more pains. At present you have only the practice of friendship; some day you will have the theory also.'

"'Do you really think I shall?' asked little Hans.

"'I have no doubt of it,' answered the Miller, 'but now that you have mended the roof, you had better go home and rest, for I want you to drive my sheep to the mountain to-morrow.'

"Poor little Hans was afraid to say anything to this, and early the next morning the Miller brought his sheep round to the cottage, and Hans started off with them to the mountain. It took him the whole day to get there and back; and when he returned he was so tired that he went off to sleep in his chair, and did not wake up till it was broad daylight.

"'What a delightful time I shall have in my garden,' he said, and he went to work at once.

"But somehow he was never able to look after his flowers at all, for his friend the Miller was always coming round and sending him off on long errands, or getting him to help at the mill. Little Hans was very much distressed at times, as he was afraid his flowers would think he had forgotten them, but he consoled himself by the reflection that the Miller was his best friend. 'Besides,' he used to say, 'he is going to give me his wheelbarrow, and that is an act of pure generosity.'

"So little Hans worked away for the Miller, and the Miller said all kinds of beautiful things about friendship, which Hans took down in a note-book, and used to read over at night, for he was a very good scholar.

"Now it happened that one evening little Hans was sitting by his fireside when a loud rap came at the door. It was a very wild night, and the wind was blowing and roaring round the house so terribly that at first he thought it was merely the storm. But a second rap came, and then a third, louder than any of the others.

"'It is some poor traveller,' said little Hans to himself, and he ran to the door.

"There stood the Miller with a lantern in one hand and a big stick in the other.

"'Dear little Hans,' cried the Miller, 'I am in great trouble. My little boy has fallen off a ladder and hurt himself, and I am going for the Doctor. But he lives so far away, and it is such a bad night, that it has just occurred to me that it would be much better if you went instead of me. You know I am going to give you my wheelbarrow, and so, it is only fair that you should do something for me in return.'

"'Certainly,' cried little Hans, 'I take it quite as a compliment your coming to me, and I will start off at once. But you must lend me your lantern, as the night is so dark that I am afraid I might fall into the ditch.'

"'I am very sorry,' answered the Miller, 'but it is my new lantern, and it would be a great loss to me if anything happened to it.'

"'Well, never mind, I will do without it,' cried little Hans, and he took down his great fur coat, and his warm scarlet cap, and tied a muffler round his throat, and started off.

"What a dreadful storm it was! The night was so black that little Hans could hardly see, and the wind was so strong that he could scarcely stand. However, he was very courageous, and after he had been walking about three hours, he arrived at the Doctor's house, and knocked at the door. "'Who is there?' cried the Doctor, putting his head out of his bedroom window.

"'Little Hans, Doctor.'

"'What do you want, little Hans?'

"'The Miller's son has fallen from a ladder, and has hurt himself, and the Miller wants you to come at once.'

"'All right!' said the Doctor; and he ordered his horse, and his big boots, and his lantern, and came downstairs, and rode off in the direction of the Miller's house, little Hans trudging behind him.

"But the storm grew worse and worse, and the rain fell in torrents, and little Hans could not see where he was going, or keep up with the horse. At last he lost his way, and wandered off on the moor, which was a very dangerous place, as it was full of deep holes, and there poor little Hans was drowned. His body was found the next day by some goatherds, floating in a great pool of water, and was brought back by them to the cottage.

"Everybody went to little Hans' funeral, as he was so popular, and the Miller was the chief mourner.

"'As I was his best friend,' said the Miller, 'it is only fair that I should have the best place'; so he walked at the head of the procession in a long black cloak, and every now and then he wiped his eyes with a big pocket-handkerchief.

"'Little Hans is certainly a great loss to every one,' said the Blacksmith, when the funeral was over, and they were all seated comfortably in the inn, drinking spiced wine and eating sweet cakes.

"'A great loss to me at any rate,' answered the Miller; 'why, I had as good as given him my wheelbarrow, and now I really don't know what to do with it. It is very much in my way at home, and it is in such bad repair that I could not get anything for it if I sold it. I will certainly take care not to give away anything again. One always suffers for being generous.'"

"Well?" said the Water-rat, after a long pause.

"Well, that is the end," said the Linnet.

"But what became of the Miller?" asked the Water-rat.

"Oh! I really don't know," replied the Linnet; "and I am sure that I don't care."

"It is quite evident then that you have no sympathy in your nature," said the Water-rat.

"I am afraid you don't quite see the moral of the story," remarked the Linnet.

"The what?" screamed the Water-rat.

"The moral."

"Do you mean to say that the story has a moral?"

"Certainly," said the Linnet.

"Well, really," said the Water-rat, in a very angry manner, "I think you should have told me that before you began. If you had done so, I certainly would not have listened to you; in fact, I should have said 'Pooh,' like the critic. However, I can say it now"; so he shouted out "Pooh" at the top of his voice, gave a whisk with his tail, and went back into his hole.

"And how do you like the Water-rat?" asked the Duck, who came paddling up some minutes afterwards. "He has a great many good points, but for my own part I have a mother's feelings, and I can never look at a confirmed bachelor without the tears coming into my eyes."

"I am rather afraid that I have annoyed him," answered the Linnet. "The fact is, that I told him a story with a moral."

"Ah! that is always a very dangerous thing to do," said the Duck.

And I quite agree with her.
3 1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 Рейтинг 3.00
Комментарии  
+6 #1 Секрет 21.10.2012 17:54
Как мне жаль обманутого Ганса :cry: :cry: Мельник делал все в свою выгоду. 8)
Цитировать
Добавить комментарий

Защитный код
Обновить

Яндекс.Метрика